Н?зг?л Бект?рсын?ызы Короткую, но замечательную жизнь прожил Бектурсын Даулетбаевич Курманбаев, сын простого крестьянина, один из первых мужчин – казахов, получивших профессиональное образование балетных танцоров. В 1931 году он начал учиться в первом классе казахской средней школы № 18 в городе Алма-Ате, и уже тогда в мальчишке заприметили его любовь к танцам. Судьба улыбнулась ему. В 1932 году он принял участие и победил в конкурсе на право поступления на хореографическое отделение Государственного театрального училища при Большом театре г. Москвы. Проучившись девять лет в училище, он получил в 1941году диплом по специальности «Балетмейстер, преподаватель хореографии», и был сразу же принят на работу в Казахский академический театр оперы и балета балетмейстером. Работа молодого специалиста складывалась удачно, он получил бронь от призыва на фронт, но как только ему исполнилось 18 лет, он, не смотря на уговоры руководства театра, добровольцем пошел служить в ряды Красной Армии. Молодого балетмейстера вначале направили в военное пехотное училище, а после прохождения коротких курсов присвоили ему воинское звание лейтенант и направили в действующую армию командиром пехотного взвода. В этой должности, а через недолгое время – командиром роты он воевал в составе Первого Украинского фронта. Участвовал в освобождении Украины и Чехословакии. Был боевым командиром, не отсиживался за спинами подчиненных ему воинов. За боевые заслуги был награжден орденами Красной звезды и Великой Отечественной войны, многими боевыми медалями. При освобождении города Львова получил первое ранение. Отлежавшись недолгое время в госпитале, снова вернулся в строй. Однако второе ранение оказалось очень серьезным. Перенеся несколько серьезных операций, был комиссован инвалидом второй группы. При этом серьезно пострадали его ноги, и о возврате к своей любимой гражданской профессии балетмейстера не могло быть и речи.
Как же странно порою распоряжается людьми жизнь, как мало оставляют нам годы, чтобы вспомнить о минувшем! Если назвать мое место рождения, то оно и сегодня невольно удивит читателя своей неожиданной географией, как не перестает это удивлять до сих пор и меня самого. Я, Огнев Валерий Петрович, родился в селе Кум-Курган Джар-Курганского района Сурхан-Дарьинской области Узбекской ССР, где после войны встретились мои родители. Рядовой солдат Великой Отечественной Петр Васильевич Огнев и труженица тыла Ольга Трофимовна Бокаева были из тех самых миллионов советских людей, что помогли выстоять стране в суровые военные годы. Лишь немногое мне известно из того, как они встретились вместе. Знаю, что отец мой из астраханских рабочих корней, появился на свет в 1914 году. Еще мальчишкой запомнил на всю жизнь знаменитый голод в Поволжье 1922 года, остался тогда беспризорником в Аральске, проехал зайцем на товарняках по всей Средней Азии, мечтая попасть наконец в Ташкент, город хлебный. Убегал не раз из детских домов, его ловили, он снова сбегал, пока не оказался в итоге в самой глубинке, далеком узбекском селе. Там и пригодился открывшийся в нем, уже подростке, талант народного умельца – научился он разбираться в тракторах, чинить сельскую технику. Был он к тому же парнишка крепкий: за передок «Фордзон» приподнимал, если надо. Места это были жаркие (подстать Кушке и не так уж далеко от нее), но и плодородные. До границы почти рукой подать, а из-за нее нередко наведывались басмачи – сам видел, как на спине одного коммуниста звезду вырезали…
В памяти из моего детства сюжетом чёрно-белого кино осталось возвращение плачущей мамы буранным вечером домой в выстуженную избу со словами: «Вот и последнего из родни – Пашку проводили на войну». Возможно, я тогда уже понимал кто такой Пашка, но сейчас точно утверждать не могу. Хотя, по рассказам домашних, в то время я уже что-то соображал, т. к. используя свой «жизненный» опыт в детских забавах частенько «режиссировал» проводы моего отца-шофёра на фронт. Будучи мобилизованным, вместе с колхозной автомашиной-полуторкой, на сборный пункт райвоенкомата он на ней и поехал. Стоя левой ногой на подножке и держась правой рукой за руль, при открытой дверце грузовика, он, оборачиваясь, прощально махал сельчанам. Я восседал на шоферском месте. А было мне всего два с половиной года отроду. Противоположным передним колесом машина наехала на бугор от канавы соседского огорода, и я между ног отца кубарем вылетел из кабины на землю… Толпа бросилась к машине. У ошарашенного произошедшим отца, поскольку он не был интеллигентом, а убеждённым атеистом, вырвалось чисто русское: «Ох, твою мать, не жалко машину, жалко, чуть было ребёнка не угробил…» Дедушка по маме, работавший в райцентре продавцом магазина хозтоваров, за мой «подвиг» подарил мне штампованный зелёный грузовичок и такую же зелёную пушечку. Горошинами расстреливая машину или сваливая её на бок, я с горьким сожалением под смех и слёзы родных произносил прощальный папин монолог… Эти мои первые детские игрушки я помню хорошо. А в тот день моя мама ходила в райцентр проводить на фронт последнего из многочисленной родни, родного семнадцатилетнего брата по отцу моего дядьку, Павла. После окончания танковой школы в городе Кургане их экипаж, получив новенькую «тридцатьчетвёрку», где он состоял в должности командира орудия, в составе четвёртой таковой армии был отправлен на фронт. Первое боевое крещение дядька Павел получил при освобождении города Львова, где их полк стал Гвардейским и Львовским. В этом боевом соединении он и впредь будет познавать радость боевых побед и щемящую горечь от потери боевых друзей.
Александр НЕЧУХРАННЫЙ, учитель, п. Фабричный Алматинской области.
Чем ближе к сердцу, тем трудней писать… Вы не только ветераны войны… Ветераны страны. Вы ушли в самый "разгар" перестройки. Когда нередко можно было услышать: "Во время войны было легче…". Вот умер, можно сказать, с голоду, в своей квартире забытый всеми Полный Кавалер Ордена Боевой Славы Иван Петрович Рыжиков. А один чиновник бросил пришедшим за помощью ветеранам: «Не в ту сторону надо было стрелять!» Вам - моим отцам – тебе, батя, и тебе, Павлик, не хватает духу сказать – тесть, можно было бы посвятить отдельные романы. Но дрожат руки и не находятся нужные слова. Да, батя, только теперь, когда растут собственные внуки, я могу оценить – какую жизнь ты прожил. Даже я, младший, помню, как мы жили в однокомнатной квартире – ты с мамой и нас шестеро. В моей жизни ты всегда много и трудно работал – пилорама, стройка, после работы – картошка, корова, сено. Сейчас, глядя на двенадцатилетнего внука, я пытаюсь представить… и не могу – как ты в этом возрасте из глухой украинской деревни приехал в районный центр и пошел работать на завод. Сказал, что тебе уже четырнадцать. Двадцатые…, тридцатые годы. Это только сейчас я осознаю, что у тебя в семье было девять братьев и сестер. Голод и изнуряющий труд. Когда тебя призвали в армию и ты попал на совсем другой конец страны – Дальний Восток – должно быть, это было облегчением. Ты встретил нашу маму и остался на сверхсрочную. Мама рассказывала, что ты сомневался – остаться, не остаться, но… любовь победила. Появились на свет Вовка и Нинка. А потом началась война… Как большинство твоих друзей, ты много раз писал рапорты с просьбой отправить на фронт. Вступил в партию – думал, это поможет. Но воевать пришлось с японцами. Ты был командиром пулеметного взвода – сначала старшиной, потом лейтенантом. Сами бои были скоротечными, но и у тебя был друг, который не вернулся из боя. И была шальная пуля, которая, просвистев у твоего виска, сразила твоего ординарца Соболева.
Первые будут последними, Последние будут первыми… Евангелие
На войну Зайцев Пётр Руфетович ушёл не сразу. Уголь стране был нужен не меньше солдат. Продолжал работать на шахте рудника Акчатау вплоть до сентября 1941года. Сборы на фронт были недолги - враг рвался к Москве. Всего с шахты, в армию, было призвано семьдесят пять человек. В Шетск, на станцию, добирались на верблюдах, по трое в повозках. В ауле Аксуйлу новобранцев застала метель. Мело так, что пришлось остановиться на постой у местного жителя. В семье хозяина-казаха, к которому попали на постой Пётр и ещё два новобранца, сын уже находился на фронте, и вестей от него давно не было - приняли их, как родных. Три дня не унималась метель, и, казалось, ей не будет конца. Тронулись только на четвёртый день. Хозяин дал им в дорогу немного продуктов и, провожая, всё просил ребят разыскать на фронте его сына и передать ему, что его ждут дома. Вот такое представление о масштабах войны было у простых людей. Добрались до станции Шетск. Городок был переполнен людьми, бегущими от войны, не погорельцами с оккупированных территорий, а вполне здоровыми мужчинами, пригодными к воинской службе. Кто-то защищал в смертельных сражениях с врагом Родину, иные же спасались бегством в Сибирь и Среднюю Азию. Кем были эти дезертиры, Пётр не знал, но помнит, что у спешащих в укромные места людей при себе находились крупные суммы денег в мешках, чемоданах и они наперебой угощали новобранцев едой и водкой и разговаривали между собой на незнакомом языке. Воистину сказано – кому война, кому мать родна. Из Шетска отправились дальше уже в теплушках. В Семипалатинске началось распределение. Ровно три дня Пётр и ещё четыре парня, не имеющие никакой воинской специальности, обучались истреблению танков. Так, на скорую руку, готовили ребят, никогда не видевших танков, орудий, окопов, к самой долгой, жестокой и кровавой в истории человечества войне. Здесь же выдали обмундирование и снова поезд до Новосибирска, потом до Свердловска. В Свердловске, на станции, трое парней из пятерых истребителей танков попали под проходящий поезд. Из-за этого происшествия теплушки с новобранцами заперли на замок и не открывали до самой Москвы. Так и прибыли в район разъезда Дубосеково. Из теплушек, посчитав и построив, новобранцев повели в баню. Но только намылились, раздались крики: «Тревога, танки». Наспех одевшись, новобранцы попали в окопы. Как говорится, из огня да в полымя, правда, здесь скорее наоборот. Так началась для Петра Великая Отечественная война. Был конец сентября 1941года.